Военный врач, известная под позывным "Мещера", служит в добровольческом отряде имени Василия Маргелова и рассказывает о своем сыне, который тоже мечтает стать десантником, а также о том, как бойцы, тоскуя по женскому обществу, часто делают ей забавные предложения руки и сердца.
- Оксано, ваше необычное имя связано с Украиной. Как так вышло, если вы сами из Подмосковья?
- (смеется) Родители, видимо, постарались! Персоны из Украины у меня нет в родне.
- Как такая яркая и уверенная девушка оказалась в рядах добровольцев?
- У меня есть знакомый из отряда, он друг семьи. Он знал о моем желании еще с начала СВО в 2022 году - тогда я активно искала возможность поехать на фронт в качестве медика. Училась в Рязанском мединституте и с интересом осваивала военную кафедру, получив звание лейтенанта медицинской службы. В случае кризиса в стране я всегда чувствовала, что моя дорога – на передовую.
В начале конфликта я очень хотела отправиться на службу, но семья не разделяла моих амбиций, так как у меня на тот момент была маленькая дочь. Год спустя меня снова пригласили подписать контракт, но я снова была вынуждена остаться дома. Спустя два года, когда ребенок подрос, я все-таки смогла пойти в добровольческий отряд.
- Почему именно маргеловцы?
- Когда услышала, что это отряд имени Маргелова, не могла пройти мимо. Рязань - родина ВДВ, и среди моих друзей много тех, кто закончил там Высшее десантное училище. Мой старший сын теперь также учится там, и я горжусь им. Как только я услышала лейбл 33-го добровольческого отряда, сразу поняла, что мое место здесь. Подписала контракт и ни разу не пожалела.
- Как прошло ваше первое столкновение с обстрелом?
- Первый раз это случилось еще за год до моего назначения, когда я была под Луганском. Это была пробная поездка, на которой я проверяла себя: смогу ли я служить в условиях боевой обстановки. В тот день, когда мы попали под обстрел, мне принесли раненых, и я поняла, что не хочу уезжать.
Это было интенсивное время: я не хирург и не травматолог, но готова была учиться всему. На фронте остро не хватает терапевтов, и во всех случаях бойцы часто обращаются ко мне за консультацией. Я выполняю функции медсестры и санитарного инструктора, и даже обучаю наших бойцов тактической медицине.
- Были ли смешные моменты на службе? Признавались ли вам в любви раненые бойцы?
- (смеется) О, это встречается часто.
- Сколько раз в месяц вам предлагали руку и сердце?
- (смеется) Сейчас, когда все меня знают, предложения стали реже.
- А до этого?
- (смеется) Почти каждый второй. Мужчины просто соскучились по женщинам. Я работала с одним снайпером, который сильно переживал, что осколок попал ему в грудь, хотя спас его жетон. Я провела с ним еще полтора часа, успокаивая его. Всё в итоге обошлось. Он сейчас на лечении, но это было испытание для нас обоих.
Еще был случай, который запомнился: боец с ранением бедра и челюсти, который закрыл лицо рукой. Пуля пробила ее и повредила челюсть. Когда нам сообщили об этом, я ощутила ужас, но, как только началась работа, страх ушел. В медроте все активно включаются в процесс, и мы сосредоточены на помощи.
Учеба в институте показывала, как я смогу справиться с вызовами медработника. Психика, вероятно, тоже сыграла свою роль: я здесь, считая, что если есть возможность помочь, мы обязаны это сделать. В гражданской сфере нас много, но на войне медиков не хватает, и, если мы не придем, то кто же будет на передовой защищать наших солдат?
